Неточные совпадения
Совпадение слов опять-таки случай, но все-таки как же знает он
сущность моей
природы: какой взгляд, какая угадка!
Как, в
сущности, нехорошо шутит над человеком мать-природа, как обидно сознавать это!
Это в
сущности есть отрицание свободы, которая всегда связана с существованием духовного начала, не детерминированного ни
природой, ни обществом.
Человек, одержимый злой страстью, в
сущности, одержим силой, чуждой ему, но глубоко вошедшей в него и ставшей как бы его
природой.
Но сейчас я остро сознаю, что, в
сущности, сочувствую всем великим бунтам истории — бунту Лютера, бунту разума просвещения против авторитета, бунту «
природы» у Руссо, бунту французской революции, бунту идеализма против власти объекта, бунту Маркса против капитализма, бунту Белинского против мирового духа и мировой гармонии, анархическому бунту Бакунина, бунту Л. Толстого против истории и цивилизации, бунту Ницше против разума и морали, бунту Ибсена против общества, и самое христианство я понимаю как бунт против мира и его закона.
Сам Лосский признает, что различие между явлениями, которыми занимается наука, и
сущностью вещей лежит в самом бытии, а не в
природе отношений между субъектом и объектом.
Наука говорит правду о «
природе», верно открывает «закономерность» в ней, но она ничего не знает и не может знать о происхождении самого порядка
природы, о
сущности бытия и той трагедии, которая происходит в глубинах бытия, это уже в ведении не патологии, а физиологии — учения о здоровой
сущности мира, в ведении метафизики, мистики и религии.
Эта
сущность, выраженная в грубой, но правдивой форме, заключается в следующем: человек, который в свои отношения к явлениям
природы и жизни допускает элемент сознательности, не должен иметь претензии ни на религиозность, ни на любовь к отечеству?
Порфирий Владимирыч умолк. Он был болтлив по
природе, и, в
сущности, у него так и вертелось на языке происшествие дня. Но, очевидно, не созрела еще форма, в которой приличным образом могли быть выражены разглагольствия по этому предмету.
Сущность всякого религиозного учения — не в желании символического выражения сил
природы, не в страхе перед ними, не в потребности к чудесному и не во внешних формах ее проявления, как это думают люди науки.
Сущность религии в свойстве людей пророчески предвидеть и указывать тот путь жизни, по которому должно идти человечество, в ином, чем прежнее, определении смысла жизни, из которого вытекает и иная, чем прежняя, вся будущая деятельность человечества.
— Я не нахожу особенной причины радоваться, — сказал Андрей Ефимыч, которому движение Ивана Дмитрича показалось театральным и в то же время очень понравилось. — Тюрем и сумасшедших домов не будет, и правда, как вы изволили выразиться, восторжествует, но ведь
сущность вещей не изменится, законы
природы останутся всё те же. Люди будут болеть, стариться и умирать так же, как и теперь. Какая бы великолепная заря ни освещала вашу жизнь, все же в конце концов вас заколотят в гроб и бросят в яму.
Вследствие неправильного развития, часто людям представляется совершенно нормальным и естественным то, что, в
сущности, составляет нелепейшее насилие
природы.
— Голубчик, Тит… Каждый день кто-нибудь умирает тем или другим способом… Закон
природы… В
сущности, Титушка, что такое смерть?.. Порча очень сложной машины… Просто и не страшно…
Но мы уже заметили, что в этой фразе важно слово «образ», — оно говорит о том, что искусство выражает идею не отвлеченными понятиями, а живым индивидуальным фактом; говоря: «искусство есть воспроизведение
природы в жизни», мы говорим то же самое: в
природе и жизни нет ничего отвлеченно существующего; в «их все конкретно; воспроизведение должно по мере возможности сохранять
сущность воспроизводимого; потому создание искусства должно стремиться к тому, чтобы в нем было как можно менее отвлеченного, чтобы в нем все было, по мере возможности, выражено конкретно, в живых картинах, в индивидуальных образах.
Определяя прекрасное как полное проявление идеи в отдельном существе, мы необходимо придем к выводу: «прекрасное в действительности только призрак, влагаемый в нее нашею фантазиею»; из этого будет следовать, что «собственно говоря, прекрасное создается нашею фантазиею, а в действительности (или, [по Гегелю]: в
природе) истинно прекрасного нет»; из того, что в
природе нет истинно прекрасного, будет следовать, что «искусство имеет своим источником стремление человека восполнить недостатки прекрасного в объективной действительности» и что «прекрасное, создаваемое искусством, выше прекрасного в объективной действительности», — все эти мысли составляют
сущность [гегелевской эстетики и являются в ней] не случайно, а по строгому логическому развитию основного понятия о прекрасном.
Мнение, будто 6» рисованный пейзаж может быть величественнее, грациознее или в каком бы то ни было отношении лучше действительной
природы, отчасти обязано своим происхождением предрассудку, над которым самодовольно подсмеиваются в наше время даже те, которые в
сущности еще не отделались от него, — предрассудку, что
природа груба, низка, грязна, что надобно очищать и украшать ее для того, чтоб она облагородилась.
Спешим прибавить, что композитор может в самом деле проникнуться чувством, которое должно выражаться в его произведении; тогда он может написать нечто гораздо высшее не только по внешней красивости, но и по внутреннему достоинству, нежели народная песня; но в таком случае его произведение будет произведением искусства или «уменья» только с технической стороны, только в том смысле, в котором и все человеческие произведения, созданные при помощи глубокого изучения, соображений, заботы о том, чтобы «выело как возможно лучше», могут назваться произведениями искусства.; в
сущности же произведение композитора, написанное под преобладающим влиянием непроизвольного чувства, будет создание
природы (жизни) вообще, а не искусства.
— Заключение, не совсем точно выраженное; дело в том, что искусственно развитой человек имеет много искусственных, исказившихся до лживости, до фантастичности требований, которых нельзя вполне удовлетворить, потому что они в
сущности не требования
природы, а мечты испорченного воображения, которым почти невозможно и угождать, не подвергаясь насмешке и презрению от самого того человека, которому стараемся угодить, потому что он сам инстинктивно чувствует, что его требование не стоит удовлетворения.
Непреднамеренность (das Nichtgewolltsein) —
сущность всего прекрасного в
природе; она лежит в его
сущности в такой степени, что на нас чрезвычайно неприятно действует, если мы замечаем в сфере реального прекрасного какой бы то ни было преднамеренный расчет именно на красоту.
Хотя речь почтенного генерала возбудила в известной части собрания смех, но, в
сущности, он вполне правильно охарактеризовал отношения культурного человека к сельской
природе Не полеводство нужно культурному человеку, а только общий вид полей.
Отчего уходящий приятель хохочет, выйдя за дверь, тут же дает самому себе слово никогда не приходить к этому чудаку, хотя этот чудак, в
сущности, и превосходнейший малый, и в то же время никак не может отказать своему воображению в маленькой прихоти: сравнить, хоть отдаленным образом, физиономию своего недавнего собеседника во все время свидания с видом того несчастного котеночка, которого измяли, застращали и всячески обидели дети, вероломно захватив его в плен, сконфузили в прах, который забился наконец от них под стул, в темноту, и там целый час на досуге принужден ощетиниваться, отфыркиваться и мыть свое обиженное рыльце обеими лапами и долго еще после того враждебно взирать на
природу и жизнь и даже на подачку с господского обеда, припасенную для него сострадательною ключницею?
Только постигнув древнюю душу и узнав ее отношения к
природе, мы можем вступить в темную область гаданий и заклинаний, в которых больше всего сохранилась древняя
сущность чужого для нас ощущения мира.
Я противопоставляю два различных мироощущения, два навыка мысли, две души. Основная
сущность их — одинакова, — стремление к добру, красоте жизни, к свободе духа. Но по силе целого ряда сложных причин большинство человечества еще не изжило древнего страха перед тайнами
природы, не возвысилось до уверенности в силе своей воли, не чувствует себя владыкой своей планеты и не оценило
сущности деяния как начала всех начал.
То, что умирает, отчасти причастно уже вечности. Кажется, что умирающий говорит с нами из-за гроба. То, что он говорит нам, кажется нам повелением. Мы представляем его себе почти пророком. Очевидно, что для того, который чувствует уходящую жизнь и открывающийся гроб, наступило время значительных речей.
Сущность его
природы должна проявиться. То божественное, которое находится в нем, не может уже скрываться.
«В вечности, как безосновности, вне (божественной, несозданной)
природы не существует ничто, кроме тишины без
сущности, вечный покой ни с чем не сравнимый (ohne Gleichen), безосновность (Ungrund) без начала и конца.
«Это чудо есть единое, которое есть не существующее (μη öv), чтобы не получить определения от другого, ибо для него поистине не существует соответствующего имени; если же нужно его наименовать, обычно именуется Единым… оно трудно познаваемо, оно познается преимущественно чрез порождаемую им
сущность (ουσία); ум ведет к
сущности, и его
природа такова, что она есть источник наилучшего и сила, породившая сущее, но пребывающая в себе и не уменьшающаяся и не сущая в происходящем от нее; по отношению к таковому мы по необходимости называем его единым, чтобы обозначить для себя неделимую его
природу и желая привести к единству (ένοΰν) душу, но употребляем выражение: «единое и неделимое» не так, как мы говорим о символе и единице, ибо единица в этом смысле есть начало количества (ποσού άρχαί), какового не существовало бы, если бы вперед не существовала
сущность и то, что предшествует
сущности.
— «Логика… есть истина, какова она без покровов, в себе и для себя самой… изображение бога, каков он в своей вечной
сущности до сотворения
природы и какого бы то ни было конечного духа» (Гегель.
Выступая из сверхсущностной своей
природы, в которой Бог означает небытие, Он в своих первоначальных причинах творим самим собой и становится началом всякой
сущности и всякой жизни [Ibid., Ill, 20.].
Поэтому и нельзя, собственно говоря (κυρίως), назвать по-настоящему ни самую
сущность (οϋσίαν), ни ее
природу, сознавая эту истину превыше всякой истины.
Акад., часть III, стр.28, 36 (против Евномия).]. «Какая же гордость и надменность думать, что найдена самая
сущность Бога всяческих!» «Постижение
сущности Божией выше не только человеков, но и всякой разумной
природы».
«Религия не имеет никакого отншения даже и к этому знанию (т. е. такому, в котором «естествознание восходит от законов
природы к высочайшему и вселенскому Управителю» и II котором «вы не познаете
природы, не постигая вместе с тем и Бога»), ее
сущность постигается вне участия последнего.
В положительном богословии, именно при анализе значения и смысла имен Божиих, Дионисий неизменно указывает на трансцендентную, превышающую всякую
сущность,
природу Божества; поскольку она раскрывается в данном имени Божием, οι — privatium здесь уступает место υπέρ, метод отрицания методу трансцендирования и гиперболирования (per emendationem).
«Мы, христиане, говорим: Бог тройственен (dreifaltig), но един в существе, обычно даже говорится, что бог тройственен в лицах, это плохо понимается неразумными, а отчасти и учеными, ибо Бог не есть лицо кроме как во Христе [Сын же «потому называется лицом, что он есть самостоятельное существо, которое не принадлежит к рождению
природы, но есть жизнь и разум
природы» (IV, 59, § 68).] (Gott ist keine Person als nur in Christo), но Он есть вечнорождающая сила и царство со всеми
сущностями; все берет свое начало от него.
Воскресение с телом есть переход от одного сна к другому, как бы лишь перемена ложа; истинное же воскресение вполне освобождает от тела, которое, имея
природу противоположную душе, имеет и противоположную
сущность (ούσίαν).
Религиозный имманентизм, к которому и сводится
сущность психологизма в религии, враждебно направляется против веры в трансцендентного Бога и тем самым уничтожает своеобразную
природу религии, подвергая при этом ложному и насильственному истолкованию основные религиозные понятия.
Ибо сверху донизу, т. е. от небесных
сущностей до низших тел этого мира, всякий порядок
природы постольку приближается к божественной ясности, проникает как понимание в сокрытое [Впрочем, по Эриугене, «и небесные силы необходимо несвободны от незнания, и им остаются неведомы тайны божественной мудрости» (II, стр.28).].
По определению св. Максима Исповедника, «зло и не было и не будет самостоятельно существующим по собственной
природе, ибо оно и не имеет в сущем ровно никакой
сущности, или
природы, или самостоятельного лика, или силы, или деятельности, и не есть ни качество, ни количество, ни отношение, ни место, ни время, ни положение, ни действие, ни движение, ни обладание, ни страдание, так чтобы естественно созерцалось в чем-либо из сущего, и вовсе не существует во всем этом по естественному усвоению; оно не есть ни начало, ни средина, ни конец».
Таким образом, Он есть и
сущность сущего (όντότης των όντων), и форма в формах, как основа форм (είδεάρχης), и мудрость мудрствующих, и вообще все во всем (απλώς τα πάντα πάντων); и не есть
природа, ибо выше всякой
природы, не есть сущий, ибо выше всего сущего; и не есть сущий и не имеет формы, ибо есть выше формы» [Ibid., 1176.].
Так же не существует божественная
природа ни как род, ни как форма, ни как вид, ни как частность, ни как всеобщая или особенная
сущность, но в то же время о ней нысказывается все это, ибо лишь от нее это получает способность существования.
«
Сущность Божия для
природы человеческой недомыслима и совершенно неизреченна» [Творения иже во святых отца нашего св. Василия Великого.
В нем констатируется
сущность и размеры того изменения, которое произошло в
природе человека и мира.
Поэтому всякое нечто: бог ли или человек, небо или ад, ангелы или демоны, — имеет одну
природу или
сущность, как в системе Спинозы единая абсолютная субстанция существует в бесконечном множестве атрибутов и модусов.
Вопрос о софийной
природе понятий [Учение Николая Мальбранша о видении вещей в Боге и о богопознании как
сущности познания вещей представляет большую аналогию к учению, здесь развиваемому (обстоятельный очерк учения Мальбранша на русском языке см. у Μ. Η. Ершова.
Будучи прагматичной, наука психологична в своем естестве, вся она есть, огромный психологизм, хотя и имеющий основу в объективной
сущности вещей [Ср. характеристику науки в главе о «хозяйственной
природе науки» в моей «Философии хозяйства».].
Красота в
природе и красота в искусстве, как явления божественной Софии, Души Мира, имеют одну
сущность.
Но сам Он — единственный и основа всех вещей, и око всех существ и причина всякой эссенции [Essentia (лат.) —
сущность.]: из Его свойства возникает
природа и тварь, о чем же стал бы Он с самим собой советоваться, нет врага перед Ним, а Он один сам есть все, хотение, мощь и способность.
Таким образом, по мысли Беме,
природа в
сущности не создана, но, так сказать, автоматически, с правильностью часового механизма, с которым так часто сравнивается у Беме мироздание, возникает в Боге и раскрывается на разных ступенях.
Типична в этом отношении полемика св. Григория Палимы (XIV в.), который отвергает астрологическую мировую душу, однако утверждая бытие ее в человеке: «Не существует какой-нибудь небесной или всемирной души, но единственно разумная душа есть человеческая: не небесная, но свышенебесная, и не благодаря месту, но по своей собственной
природе, как умная правящая
сущность» (ού^εστι τις ουρανός, ή παγκόσμιος ψυχή, άλλα μόνη λογική ψυχή εστίν ή ανθρωπινή ουκ ουράνιος, αλλ' ύπερουράνιος, ου τόπω, αλλά щ εαυτής φύσει, άτε νοερά υπάρχουσα ουσία) Migne Patrol., ser. gr., t. 150, col. 1125, cap.
«Итак, мыслимое по противоположности с добром по
сущности не существует, так как что не существует само в себе, то не существует совсем: следовательно, зло есть не бытие, а отрицание бытия. Мы понимаем зло не как нечто самостоятельное в нашей
природе, но смотрим на него, как на отсутствие добра» [См. Несмелое, цит. соч. 407–410, 500.].
Бытие онтологии есть натуралистически мыслимая вещь,
природа,
сущность, но не существо, не личность, не дух, не свобода.